Семейный совет⁠⁠

Жила-была девочка Маша. И было у Маши всё относительно хорошо. Даже несмотря на отсутствие отца. Мама - чиновница средней руки в мэрии, тётя работает в администрации "управляйки", бабуля - работающая пенсионерка (держит магаз). Ну, кроме того, папа оставил квартиру, которую Машина родня вполне удачно сдавала (это значит "славянской внешности, платёжеспособные, без вредных привычек, на длительный срок"). То есть, не олигархи, конечно, но на семейные хотелки вполне хватало, в том числе и "поставить дочерей на ноги". Когда Маша закончила школу, её старшая сестра Женя уже получала университетские знания в облцентре. Это присказ. Теперь собственно история.
 
Дело было в процессе обсуждения условий поступления Маши в универ (тоже в облцентре). Школу Маша закончила нормально, денег у родителей хватало, так что теоретически проблем не должно было возникнуть. Беда постучалась в дверь внезапно. Если, конечно, "бедой" можно назвать сестру Женю, которая приехала домой с младенцем собственного изготовления. На все вопросы об отце ребёнка, сестра Женя пафосно и туманно отвечала, что он "не пожелал брать на себя ответственность", что в переводе на русский понятный звучало как "поматросил и бросил". И поэтому вскоре, в один далеко не прекрасный день, Машу позвали в комнату, где мама, тётя и бабушка на очень серьёзных щщах ей объявили: "Маша, мы - одна семья, и должны помогать друг другу. Мы понимаем, что у людей могут быть свои планы, но жизнь вносит свои коррективы и...". Уже в начале этой пафосной речи Маша поняла, что ничего хорошего она не сулит, да и тон у родственников был не терпящий возражений. Так и случилось - на семейном совете объявили решение, что Женя продолжит получать высшее образование, а ребёнка оставят на Машу, ибо никто из родни жертвовать работой ради него не будет. Маша было пыталась протестовать, но оказалась в меньшенстве (а точнее одна против родни, как держателей всех материальных ценностей в семье, и Жени, которая решение семейного совета горячо поддержала).
Стадия принятия неизбежного давалась Маше чрезвычайно тяжело. Она не любила этого ребёнка и прямо заявляла родителям, что не согласна отдуваться за за косяки сестры. Родня попеняла Маше на несговорчивость и эгоизм, сославшись на традиции Востока, где дочери покорно принимают решения старших родственников. Маша же, в свою очередь, указала, что на том же Востоке незамужних дочерей, принёсших "в подоле", закидывают средней велечины камнями; там за стройкой около дома есть куча битого кирпича, Женьке как раз подойдёт. Маше попеняли на тупой солдафонский юмор и послали менять Егорке памперсы. А в качестве утешения подали надежду, что когда Егорка пойдёт в детсад, то скорее всего, можно думать о поступлении Маши в универ.
 
Когда Егорка пошёл в садик, он ему сразу не понравился. Он истерил, падал на спину или на колени на пороге садика, отказывался есть, мочился в штанишки и т.д. - короче, протестовал со всей страстью, как только может протестовать трёхлетний пацан. И Машино вступление в самостоятельную жизнь отодвинулось до тех пор "пока Егор не привыкнет к садику". Где-то через полгода до Егорки наконец-то стало доходить, что жизнь (хоть и в детском садике) - не такое уж дерьмо. Маша намекнула родне на вхождение в самостоятельную жизнь, родня намекнула Маше, что разговор о самостоятельной жизни можно заводить только после поступления Егорки в первый класс. Но в качестве компенсации бабуля устроила Машу в свой магаз уборщицей. А ещё (тоже в качестве компенсации) Маше скормили радужную перспективу того, как Женя получит высшее образование, начнёт работать по специальности и улучшит материальное положение семьи, отщипывая семье нехилые шматки со своей (в перспективе) не маленькой зарплаты. Маша поняла, что ждать можно бесконечно долго: пока Егорка привыкнет к школе/закончит четверть без троек/переживёт переходный возраст/окончит школу/поступит в универ/выучится/устроится работать по специальности/привыкнет к работе и т.д. - и это еще при самом оптимистичном раскладе, если Егорка не окажется достаточно сообразительным для того, чтобы не напрягаться, а тупо сесть на шею тёте Маше, свесив ноги. А ещё Маша совсем не верила т.н. радужной перспективе, которую обрисовали перед ней родственники, поскольку сестра Женя ни разу не навестила семью, за исключением того случая, когда она подкинула им младенца; а подкинув, ни разу, не поинтересовплась собственным сыном. Так что Маша приуныла и стала думать мысли, которые Роскомнадзор не одобряет...
 
Здесь сторонний наблюдатель сказал бы: "Да слать нахуй таких родственников и валить от них куда подальше!" и будет скорее всего прав. Если уж на то пошло, то и Маша думала точно также, но есть нюанс - для таких заявлений и поступков нужна какая-никакая материальная база. Работая уборщицей в бабулином магазе и живя с мамой и тётей (когда доходы и расходы контролируются), отложить деньги не удасться (вариант "одна тыщща в месяц" не рассматривается). Свалить от них и найти работу в родном городишке - тоже не вариант. Во-первых, её родителей слишком хорошо знают, во-вторых никому из местных работодателей неинтересен её атестат, хоть и без троек. Оставался вариант занять денег. Поиск заимодавца - это целая история, но если кратко: отчаявшаяся на всю голову сикуха встретила отбитую на всю голову особу. И деньги были выданы в количестве 120 тыр., с условием в означенный срок отдать 150 тыр. Стороны ударили по рукам и составили расписку. Имела ли юридичискую силу сия расписка - история умалчивает.
 
Маша с трудом подавила в себе искушение объявить любимым родственникам об обретении независимости и скором отъезде. Поступи она так, её проект "самостоятельная жизнь" мог бы закрыться, так и не открывшись. Для начала нужно было всё-таки уехать. Это в большом городе можно было тупо сесть в транспорт (любой) и отбыть; в Ebeniah несколько иная атмосфера. Поэтому отъезд Машки в облцентр напоминал детектив с обрывом на самом интересном месте. После Машкиного отъезда её мама, тётушка и бабуля, ясен пень, пришли в ярость; им очень хотелось, во-первых, вернуть беглянку, а во-вторых, узнать, кто та сука, что заняла ей деньги. "Та сука, что заняла ей деньги", сразу после заёма свалила в областную психиатрическую больницу (что весьма предусмотрительно с её стороны), и в те редкие моменты, когда медперсонал разрешал ей пользоваться смартфоном, мерзко хихикая, наблюдала за срачем в городской группе, где Машкина родня призывала кары на всех, кто способствавал Машкиному побегу и пыталась узнать имя её кредиторши. И эти набросы на вентилятор грели душу. Видимо это рассматривалось как часть лечения её свистящей фляги (наравне с укольчиками и вкусными таблетками).
 
Что касается Машки, то она устроилась на работу (не сразу, ибо первые два-три начальника оказались мудаками), сняла квартиру. В идеале было бы поступить в универ, но пришлось отказаться ибо в данном случае не по средствам. Машка окончила курсы маникюра и пополнила многочисленую армию "Кристина-ноготочки" и иже с ними. Потом закорешилась с девчонкой, у которой были корочки парикмахера; вместе они пытались принимать клиенток в съёмной хате, но соседская бабка обосрала им всю малину, ибо была уверена, что если две девчонки в одной квартире - это точно лесбухи/проститутки. Старая карга писала на их дверях ругательства, колотила клюкой в дверь и стену, натравливала полицию и т.д., короче, Машке с подругой пришлось менять локацию и жить/принимать клиенток в другом месте. (К их превеликому удовольствию новыми соседями бабки стали гости из южных краёв, устроив старой пизде Адъ и Кавказъ) Только где-то через месяцев восемь Машка худо-бедно, но начала вставать на ноги, то есть речь о возвращении в родные пенаты точно уже отпадала. И тогда Машка вынула из ЧС всю свою родню и высказала им по полной всё, что она думает про их "семейный совет" (хоть и эмоционально, но в рамках приличия, конечно, всё-таки родня). А потом закинула их обратно в ЧС.
 
Спустя два с половиной года долг она вернула. Причём, где-то на середине дистанции я сказала, что дальше можно не отдавать - на такое семейное шоу никаких денег не жалко (в процессе становления на ноги Машка отжигала будь здоров). На моё заявление Машка многозначительно подняла бровки и таки отдала всю оговорённую сумму. В последствии она сказала, что это дело принципа - лишних денег у неё не было, моё предложение звучало заманчиво, но Машка для себя загадала, что если уж у неё получится отдать долг, значит у неё ВСЁ получится (весьма похвальная позиция... с точки зрения кредитора, конечно).
 
А потом сестра Женя приехала домой... с новым младенцем, отец которого опять "отказался брать на себя ответственность". На вопрос "а как же универ?", она экала-мекала, короче выдала полуфразами и намёками, что гм... универ накрылся. И кучу битого кирпича за стройкой, как назло, всю распиздили... Женька пыталась было выпросить у бабули-мамы-тёти средства на возможность всё начать сначала, но, поскольку Машки под рукой не было (да и в материальном плане родня хоть и не бедствует, но всё же не бездонные), Женьке было сказано сидеть дома с детьми, что было весьма непросто, поскольку Евгения привыкла к вольному образу жизни, а кроме того, Егорка в свои неполные шесть лет уже имел непростой характер и с этим своим характером неистово протестовал против незнакомой тётьки, которая называла себя мамой.
 
Что в сухом остатке сейчас? Машка работает и занимается напару с подружкой ноготочками и причёсками. Поступила в какой-то колледж то ли на повара, то ли на кулинара. Хотелось бы получить "вышку", но это и сейчас ей не по средствам. С другой стороны, сколько её бывших одноклассников с синими и красными дипломами не могут устроиться по специалтности, а вкусно покушать люди будут хотеть всегда. Женька неистово пытается выяснить, у кого Машка занимала деньги, поскольку ждать субсидий от родни в ближайшие годы безнадёжно. Вдруг и ей что-нить перепадёт... (однозначно нет. Отсыпать денег, чтобы Женька залетела третий раз, по меньшей мере глупо. Ежедневно во всём мире такое случается сотни тысяч раз. И в большинстве случаев совершенно бесплатно)