Будьте добрее, а то как лохи!

 
Наблюдаю в магазине такую картину. Мальчик лет 9–10 суетливо старается надеть на себя куртку, одновременно запихивая в карман пакетик с конфетами. У него то упадут конфеты, то съедет рюкзак, то он промахнётся мимо рукава и, пытаясь поймать рюкзак, выронит конфеты. И так по кругу. Он оглядывается, пыхтит, краснеет, но продолжает стараться.
 
В дверях магазина стоят его друзья и покатываются со смеху. Парень от этого ещё больше краснеет и начинает ещё больше суетиться, делает более резкие движения, от чего в итоге пакетик с конфетами рвётся и они рассыпаются по полу.
 
Парень, в одетой в один рукав куртке, начинает ползать по полу, собирая конфеты. Дружки просто умирают со смеху, кричат ему какие–то обидные для их компании слова. Из очереди отделяется мужчина, быстро помогает мальчишке собрать конфеты, рассовывает их ему по карманам, натягивает на него куртку, надевает рюкзак и лёгким толчком отправляет к дружкам. Те плачут от смеха. У главного героя тоже глаза на мокром месте. Но он идёт не к своей компании, а проходит мимо неё уверенными, резкими шагами и выходит на улицу. Обычное дело, ничего особенного и не стоило бы о нём рассказывать местной публике. Но в связи с этим случаем я вспомнил один разговор, который у меня произошёл ещё в школе. Потерпите ещё немного, мои эксцентричные читатели с клиповым мышлением, скоро я уже кончу.
 
У нас в классе был парень — мишень для насмешек и издевательств. Ни дня не проходило, чтобы над ним как–то не издевались. Он не был ни отличником, ни нацменом, ни каким–то уродом. Просто так повелось: над Мишей издевались все. Но только из нашего класса. Если его обижал кто–то из чужих, их били. Чморить Мисю (его так дразнили — Мися) могли только животные из нашего класса.
 
За давностью лет уже не могу точно сказать, что именно удерживало меня от всеобщих глумлений над Мисей. То ли боязнь получить пиздюлей от отца, если бы он об этом узнал, то ли просто что–то такое сопереживательное он успел мне привить уже к тому возрасту — не знаю. Но Мисю я не чморил. Я не был самым сильным в классе, а широта души моей души всё же оставляла желать большего, поэтому я не защищал его, но и не чморил. Вероятно, но общем фоне даже этот нейтралитет выгодно выделял меня в глазах Миси, поэтому он периодически со мной общался. Со мной и ещё с парой человек, которые его тоже не чморили.
 
И вот я как–то спросил его. (Я не буду стараться вспомнить наш разговор дословно, поэтому передам лишь смысл, используя свой нынешний лексикон).
Я спросил его: — Миша, а чего ты не постараешься подружиться с теми, кто тебя обижает? Вон, Валю и Диму тоже раньше дразнили, они подружились и теперь из не дразнят.
Миша ответил: — Ты понимаешь, мне с ними будет не интересно.
Я тогда это понял как–то по–своему, но потом я врубился, что они имел в виду на самом деле. Ведь правда, чтобы унижать другого человека, насмехаться над ним, надо иметь одно непременное свойство: быть ограниченным, не интересным, пустым. Только в пустоте может поселиться зло, дать корни, выжечь человека изнутри и сделать его к определённому возрасту не просто пустышкой, а буквально выжженным изнутри. Пустышку можно просто наполнить, а выжженного сперва надо долго лечить, восстанавливать.
 
Потом, с годами, на примере Миси (а отчасти из последующего общения с ним) я понял очень непривычную, по крайней мере для моего бывшего круга общения, истину: люди, над которыми смеются, зачастую действительно не обращают внимания на смеющихся. Потому что эти смеющиеся — из низшей, не интересной для первых, категории. И тут нет апломба, просто здравый смысл и рациональный подход.
 
Смеющиеся полагают, что любой, над кем они смеются, любой, кто по их имбецильному мнению находится в неудобном положении, он непременно хочет, чтобы над ним перестали смеяться. Часто так и есть. Зачастую люди, даже говоря: — Пусть ржут, мне всё равно, — на самом деле очень страдают от насмешек и общественного мнения. Но есть такие, кому действительно всё равно. Вот стадо обезьян надрачивает на украденные у знаменитой женщины интимные фотки. А не только этой женщине, но и её мужу пофиг. Не почему–то там такому особенному, а просто потому, что исходят спермой и воют в экстазе низшие формы жизни. Ну так и что с них? Какая разница людям, имеющим уважение к себе до ничтожного потомственного быдла? Никакой. А до того, что это быдло думает о них, над чем смеётся, на что дрочит? Ну вообще смешно подумать, что им есть до этого дело.
 
Я вот к чему это всё, если вкратце. Многие люди улюлюкают за компанию. Сами не являясь в душе выжженными отбросами, они принимают культуру отбросов потому, что она или становится модной или просто по стечению обстоятельств. Вот к вам я и обращаюсь. Встряхнитесь те, у кого ещё есть силы посмотреть на себя без фильтров мнения окружающих. Подумайте о том, что вы вредите прежде всего себе, методично, день за днём выжигая себя изнутри, медленно сползая в болото к быдлу. Кроме омерзительности самого этого процесса, есть и ещё одна плохая новость: в среде этого быдла вы всегда проиграете. Потому что вы — не прирождённая мразь и, соответственно, слабее мрази врождённой. Правила игры, впитанные потомственным быдлом с молоком матерей, вам изначально чужды. Отстраняйтесь от этого, будьте людьми, а не быдлятиной.
 
Даже если вы видите в себе эту выжженность, старайтесь не демонстрировать её при детях. Пусть ваши дети не унаследуют от вас ваши изъяны. Ведь очень просто сдержаться и не называть курицей женщину, неумело выполняющую параллельную парковку. Ну постойте вы эту минуту, подержите поток, пусть она (или он, мужчины тоже далеко не все мастера вождения) спокойно припаркуется. Пропустите пешехода, не ругайте ползущего в левом ряду, не сигнальте чуть замешкавшемуся на светофоре водителю. Ну и так далее. Пусть дети видят, что круто быть вежливым, что круто помогать слабым, что цвет кожи и разрез глаз не имеет значения. Пусть дети знают, что нельзя унижать людей по религиозному признаку, что вокруг не уроды, а хорошие люди. Будьте милосердными. Попробуйте.
 
Вы увидите результат уже к первому вечеру: вы вернётесь домой и что–то в своём доме, в своих близких, увидите по–другому. У вас останется сил на то, чтобы вспомнить как вы любите их, как ценны для вас минуты, проведённые вместе. А попробовав жить так чуть дольше, вы вместе с ними увидите, что можно многое в отношениях починить, склеить, создать заново.