Засранка

— Учителей сейчас вообще ни во что не ставят, — русичка строго зыркнула поверх очков. — Я ведь когда-то такой же молоденькой была, наивно верила в свой авторитет. В девяностых тогда всем несладко жилось, но находились и кто понаглее, изворотливее прочих. Они-то, коммерсанты да бандиты, из грязи повылазили и давай права качать. Помню, учился у меня в классе сын одного такого. Ванечка. Ох, какой же паскудный малец, скажу я вам! Я только первую неделю в школе работала, а он уже успел набедокурить: Катеньке, отличнице нашей, косу ножиком срезал. Под корень. А у девочки коса добротная росла, в запястье толщиной, до самой попы доставала. Ей все завидовали, я и сама о таких волосах могла только мечтать. И вот вызываю я отца того Ванечки на беседу. По-хорошему объяснить хотела, мол, больше внимания надо пацаненку уделять, папаша. А то диким совсем растет. Да и с девочками, ну нельзя же так! И вот является боров такой, золотыми цепями обвешан, а от самого перегаром и потом за километр несет. Колхоз! Я перед ним и так и эдак распинаюсь, как дура последняя, а он в меня пальцем грязным тычет и говорит: ты вообще кто? У меня две точки на рынке, а ты по жизни кто? Училка? Ну так учи и не выделывайся, а с сыном своим я сам разберусь. Так если бы разобрался, а то мне урода этого еще четыре года пришлось терпеть. Сколько я ревела тогда, страшно вспоминать. Понарожают подонков, а нам разгребай. Быдло.
— И то правда. У нас чуть что, сразу школа виновата, — учительница физкультуры громко отхлебнула из кружки и повернулась к молодой коллеге. — Лена, чай остыл уже. Лена!
 
— Да не трогай ты её, — буркнула русичка, уткнувшись в журнал.
 
– Дак а чего она? – не унималась физрук, — Подумаешь, фотография! Ну да, жопка голая видна, совсем кусочек. Хорошая жопка. Мне б такую — я бы вообще никогда не унывала!
 
Женщина громогласно рассмеялась, рассматривая изображение в телефоне.
 
— Совсем дура? Удали немедленно эту дикость! — процедила русичка.
 
— Как я ее удалю из интернета-то?
 
— Откуда я знаю? Не смотри тогда!
 
— Ладно-ладно, — физрук убрала телефон и окунула очередную печеньку в чай.
 
Из коридора послышался нарастающий стук каблуков.
 
— Девочки, минута до звонка, кончай чаевничать, — поторопила завуч с порога учительской. — Давайте, быстренько, ну! Елена Николаевна, вы останьтесь.
 
Русичка вышла первой, прихватив с собой журнал. Физрук, распихивая печенье по карманам, остановилась в дверях и обернулась.
 
— Слышишь, Ленка? Я у ребят наших поспрашиваю. Слухи быстро расходятся, а парни трещат не хуже девчонок. Найдем мы твоих уродов, лично им руки поотрываю. Вот тебе зуб!
 
Когда в учительской остались двое, завуч подошла к сидящей в углу девушке. Лена обхватила руками плечи и не шевелилась. Мир вокруг утратил четкость, его размытые контуры напоминали картинку низкого качества. Всё это иллюстрация, — думала она. — Я листаю альбом своей жизни, но больше ей не принадлежу.
 
— Елена Николаевна. Лена. Давай поговорим, — донеслось гулкое, будто сквозь невидимое стекло. — Ты как?
 
Молодая учительница сама удивлялась, почему ещё не расплакалась. Тяжесть в груди мешала дышать, придавила эмоции. Девушка чувствовала — стоит ей откликнуться, вернуть связь с действительностью, и плотина рухнет. Разрыдаться Лена не хотела. Она не готова. Не здесь.
 
— Я только что говорила с директором. Все на твоей стороне, — завуч продолжала мягким тоном, которого школа не слышала от строгой начальницы больше десяти лет. — Мы обязательно во всем разберемся и накажем виновных. Будь уверена.
 
— За что? — Лена сама не заметила, как спросила вслух. — За что… Так?
 
— Это школьники. Они жестоки.. — обычно от цокота острых каблучков завуча шарахались и взрослые, и дети. Но сейчас она ласково гладила голову девушки, прислонив к себе, словно фарфоровую. — Жаль, что тебе пришлось понять это слишком рано, милая, но такая уж наша участь — с этим работать. Ты должна собраться, слышишь? Никогда и никому не показывай свою боль, держи голову высоко. Тогда они забудут. Всё пройдет, но ты соберись.
 
Лена впитывала заботу, как иссушенный солнцем цветок впитывает живительную влагу. И не верила. Разве можно забыть такой позор?
 
— Зачем ты вообще пошла в тот туалет? Есть же учительский.
 
Объяснять не хотелось. Когда припрет так остро, до рези в кишках и дрожащих коленок, будешь рад любому санузлу.
 
— Мне кажется, я знаю, кто, — тихо сказала Лена.
 
Завуч наклонилась и заглянула ей в лицо:
 
— Ну так чего ты молчишь?
 
— Лиза Агеева из восьмого “А”. Она меня ненавидит.
 
Рука завуча замерла на мгновение. Женщина прошлась до заваленного документацией шкафа, достала из нижней шуфлядки початую бутыль. Коньяк отправился прямиком в чайную кружку.
 
— Пей. Пей, тебе говорю!
 
Лена послушно сделала большой глоток, теряя дыхание от ударившего в нутро жара.
 
— Давай пока не будем спешить с выводами, деточка, ладно? Ты ведь не видела ее лица?
 
— Нет.
 
— Так я и думала. Мы обязательно во всём разберемся, не переживай. А пока иди-ка ты домой. У тебя ведь последний урок на сегодня остался? Я подменю. Отоспись, поплачь, а завтра на трезвую голову решим, как действовать дальше. И помни, что я говорила. Ну давай, иди.
 
Перед тем, как заставить себя подняться, Лена сделала ещё один большой глоток.
 
***
 
Следующим утром Елена Николаевна пришла в школу собранной и готовой ко всему. Выплаканные в подушку глаза, пустая упаковка успокоительного, беззвучные метания по коммунальной комнате: все это осталось во вчерашнем дне. Лишь тяжесть в груди никуда не исчезла, сдавливала легкие беспощадным напоминанием.
 
Но куда беспощадней оказались смешки, будто плевки летящие со всех сторон. Каждая сочащаяся ядом улыбка ученика, каждый сочувственный взгляд коллеги заставляли учительницу вздрагивать.
 
Когда разговор заходил о призвании, Лена без заминки отвечала: делиться знаниями. Первый год в школе дался молодой учительнице нелегко: сразу четыре параллели, старшие классы, сложный предмет. Трудности меркли в сравнении с чувством, когда девушке удавалось пролить свет науки в податливые мозги школьников. Лена с маниакальным старанием делала из скучной школьной программы интересный и запоминающийся материал. От каждого зажженного в детских глазах огонька любопытства хотелось хлопать в ладоши.
 
А теперь её ладони вспотели от осознания: все, ради кого она так старалась — предатели.
 
Один щелчок телефона, просунутого под туалетной перегородкой, превратился в клеймо. Фотография с подтирающей зад учительницей разошлась по школе быстрее вируса.
 
— Да я по этой фотке такую пасту на Лурк написал… — даже обычно скромный отличник Слава без стеснения распинался на весь коридор перед одноклассником. Елены Николаевны они даже не заметили.
 
— Ленка, привет! — окликнула девушку учительница физкультуры. — Вот ты где, я уже звонить собиралась. Подожди-ка.
 
Лена терпеливо позволила женщине отдышаться, подъем на четвертый этаж дался ей с трудом.
 
— Короче, я у старшеклассников своих спрашивала. Это точно не выпускные классы. Во-первых, там нет настолько отмороженных, да и проблемы за месяц до экзаменов никому не нужны. На каком этаже, говоришь, в туалет ходила?
 
— На втором.
 
— Вот. Вчера в это время там были восьмые и девятые, я по расписанию смотрела. Ищи среди пездюков.
 
— Спасибо, Зоя.
 
— Что делать думаешь?
 
— Я сегодня пойду писать заявление. В полицию, — объявила Лена спустя пять минут в кабинете директора.
 
Женщина в кресле задумчиво почесала подбородок длинными когтями цвета баклажан.
 
— И на кого писать будешь, позволь узнать?
 
— На Агееву Лизу.
 
Директор с завучем переглянулись.
 
— Почему ты так уверена?
 
Лена строго следовала правилу не выделять любимчиков, быть справедливой, но требовательной. Потому с привыкшей к всеобщему обожанию Лизой у молодой учительницы химии не задалось с первых дней. Стоило ученице потерять последнюю надежду на халяву, она стала дерзить. Лена перечисляла в голове все едкие комментарии, отпущенные в её адрес: и о своих широких бедрах, и о дешевой одежде, которую можно позволить на скромную зарплату учительницы. Обычно ей удавалось перевести выпад в шутку или попросту пропустить мимо ушей, но это ещё больше раззадоривало наглую девчонку.
 
— Я запомнила телефон. Лиза часто хвасталась айфоном последней модели. И она единственная, кого я видела в школе с селфи-палкой. А ещё вчера у восьмого “А” все уроки были на втором…
 
Директор фыркнула:
 
— У них всех сейчас айфоны. И палки эти. Это не доказательство.
 
— Лена, послушай. Не надо торопи… — завуч подошла к девушке и хотела приобнять ее за плечи.
 
— Нет! Я решила, — учительница отстранилась.
 
— Елена Николаевна, — встряла директор. — Сама подумай. Ну напишешь ты это заявление, а примут ли его? А если и примут, что дальше? Не знаешь нашу полицию будто. Ни к чему школе такая огласка. Да и внятных доказательств у тебя нет. Не хочется просто так на девочку наговаривать.
 
А ещё не хочется обвинять дочь серьезного человека, мецената, благодаря которому в школе уже трижды делали качественный ремонт, а сама директор ездит на юга два раза в год.
 
— В общем, Елена Николаевна, — директор напряженно подбирала слова, отчего лицо ее налилось краской в тон накрашенным губам. — Ты девушка хорошая, но ситуация страшная. Сама понимаешь. Пострадал авторитет школы. Авторитет преподавателя, что хуже! Моральный облик… А если в министерстве узнают? Страшно подумать. Извини, конечно, но с такой репутацией… Даже не знаю, что делать.
 
Женщина осушила стакан воды и перевела дыхание.
 
— Пиши по собственному, Лена. Можешь доработать этот месяц до конца учебного года, но больше мы тебе контракт не продляем. Извини.
 
Начальство внимательно следило за реакцией девушки, ожидая чего угодно: слез, удивления, даже истерики.
 
Лена молча пожала плечами и вышла из кабинета. Почувствовала, как прибавилось к грузу за ребрами.
 
***
 
— Я не смогу, — Лена отдернула пальцы от дверной ручки, будто обожглась. Кабинет химии, её кабинет, казалось, превратился в ловушку.
 
— Ты справишься, — завуч мягко подтолкнула девушку к двери. — Если будешь держать себя уверенно, они и не вспомнят.
 
Как назло, первый урок у восьмого “А”.
 
— Я обещала помочь, но сама видишь, как некрасиво получилось. Хочу, чтобы ты знала, мне жаль. Но подумай о заявлении, зачем…
 
Не дослушав, Лена толкнула дверь.
 
В классе разом воцарилась непривычная тишина. Учительница подошла к доске, чувствуя на себе взгляд двадцати пар глаз.
 
— Елена Николаевна, я вам лайк поставила! — Лиза невинно хлопала ресницами с первой парты.
 
Никто не засмеялся. Даже не шелохнулся. Их выдавали лишь улыбки, сокрытые в глубине зрачков. Лена больше не узнавала их.
 
В груди стало тесно. Не сказав ни слова девушка вылетела из кабинета. Хищный смех догнал её через закрытую дверь.
 
Лена открыла окно и высунулась по пояс, жадно вдохнула весеннюю прохладу. Боковое зрение выхватило фигуру, норовящую проскользнуть мимо.
 
— Артем? Подойди ко мне.
 
Опоздун сокрушенно вздохнул и подошел ближе.
 
— Опять курил за стадионом и опаздываешь?
 
Парень сжал губы и уперся взглядом в пол. Врать этот простой, тихий мальчик из бедной семьи не умел. Говорил, что думает, или предпочитал отмалчиваться. Одноклассники не гнобили его только потому, что широкие плечи школьника позволяли гнуть подковы.
 
— Не буду тебя ругать. Дай сигарету, пожалуйста, — попросила Лена и в ответ на ошарашенный взгляд добавила. — Если не жалко.
 
Парень дрожащими руками протянул мятую пачку и зажигалку. Горький дым помог прояснить голову не хуже свежего воздуха. Курить через открытое окно в десяти шагах от кабинета директора… а что уже терять? О работе учительницей можно забыть навсегда, в этом Лена была уверена.
 
— Елена Николаевна, а я задачу сделал. Ту, со звездочкой. Спросите меня сегодня?
 
Лена подавилась дымом. Точные науки давались Артему с трудом. Как, впрочем, и все остальные. Заразить парня любовью к химии потребовало титанических усилий, но однажды они принесли свои плоды. Артем исписал не одну тетрадь, сжимая от злости кулаки, пытаясь одолеть очередную формулу. Он брал упрямством то, что остальным давалось играючи, а Лена всячески помогала и поощряла его стремления. И вот, решенная задачка для олимпиадников.
 
Девушка почувствовала, как внутри задрожало. Еще немного, и рухнет громада, второй день мешающая дышать. Совсем чуть-чуть.
 
— Конечно. Пойдем в класс.
 
Ей дали довести урок, будто ничего и не случилось.

— Можно выйти? — Лиза подняла руку за пять минут до звонка.
 
– Перепиши задание с доски и можешь идти.
 
Старшеклассница фыркнула и демонстративно сложила общую для всех предметов тетрадь в сумку. Лиза встала и собиралась уйти без разрешения, но Лена остановила ее. Неожиданно для себя, учительница крепко сжала хрупкое запястье девушки.
 
— Больно, пустите!
 
— Я же сказала, сядь на место и перепиши задание.
 
— Мне в туалет надо, — школьница оскалилась. — Ну хочешь, со мной пойдем. Спустимся на второй этаж, сделаем еще парочку селфи.
 
Лиза помахала айфоном перед лицом учительницы и рассмеялась.
 
Вновь смешки-плевки со всех сторон, но Лена их не заметила. Лишь пристально смотрела на телефон в руках девушки и думала, что по фотографии невозможно определить, в каком туалете её сделали.
 
В груди невыносимо болело, а потом сорвалось, груз устремился вниз, навстречу непроглядной пропасти, увлекая за собой и Лену.
 
Засранка пытается вырваться, эта тощая сучка в узких шортах, прикрывающих половину задницы. Шутила над ее бедрами, а у самой силенок, как у цыпленка.
 
Схватить за волосы, припечатать наглой рожей о лабораторный стол. Слышать звон стекла, не обращать внимания на летящие под ноги осколки, на крики, вообще ни на что не обращать внимания. Бить снова. Лицом. Сильнее! Слышать чавканье и хруст. По столу что-то рассыпалось, это зубы смешались со стеклом.
 
— Сделай селфи! Давай! Сделай селфи!
 
Ее оттащил Артем, но Лена так и не разжала руки. В кулаке остался липкий от крови клок волос.
 
Лиза больше не кричала, только с хрипом втягивала воздух, лежа на спине. Она медленно поворачивала голову, будто пытаясь что-то рассмотреть торчащими из глазниц осколками.
 
Вокруг суетились, что-то спрашивали, снимали на телефон. Потом другие лица, еще больше вопросов, серые стены, твердая кушетка. Лена отвечала механически, без интереса. Она вновь смотрела иллюстрации собственной жизни, не принимая в ней участия.
 
Внутри наконец-то было пусто и легко.
 
Спустя несколько месяцев, в зале суда Лене предоставили последнее слово. Бывшая учительница облизнула пересохшие губы, в глаза её вернулась осознанность.
 
— В целом, я люблю детей. Люблю учить их чему-то новому. Мы используем столько сил, чтобы передать другим наши знания. Часто впустую. Но этот урок... Мой последний урок. Вы все его запомните.